Люди испытывают сексуальное желание. Люди испытывают желание разной степени. Люди испытывают желание к разным людям - разного пола, внешности, возраста и т.д. Люди выбирают, реализовать им это желание или нет.
Казалось бы, это очевидные утверждения, отражающие реальность. Однако помимо эмпирической реальности существует ещё культурный слой представлений, в данном случае о сексуальном желании. Он широко распространён и незаметен, но пронизывает все сферы жизни, так или иначе влияя на них. Сильнейшее влияние оказывает идея о принципиальной разнице между сексуальным желанием у мужчин и женщин.
Считается, что мужчины - это самцы, у них животные инстинкты сильны настолько, что они не всегда способны их контролировать. Они хотят секса чаще и больше, чем женщины, но не связывают его с эмоциями. Фактически они хотят секса всегда, а если не могут им заниматься, это признак слабости и немужественности.
Сексуальное желание женщины представляется в виде двух противоположностей. С одной стороны, женщины якобы хотят секса только в связи с любовью, они намного сдержаннее в своих желаниях, вполне могут жить без секса и не страдать от этого. Это представление порой доходит до обожествления женщины, помещения её на пьедестал неприкосновенной чистоты и святости (с которого очень легко рухнуть, едва чистота будет нарушена действиями женщины или мужчины).
С другой - они обладают сильнейшим сексуальным притяжением, которое привлекает к ним мужчин, и с жадностью пользуются этим. Такое представление находит кульминацию в демонизации женского желания и женщины как таковой в образах ведьмы, хищницы, искусительницы, которая использует мужчину в своих целях.
Эти представления растворены в культуре: от анекдотов и рекламы до классической литературы. Они усваиваются неосознанно, и даже если человек не следует этим представлениям, они оказывают влияние на его жизнь. Они тесно связаны с другими элементами конструирования гендера в западном обществе - экономическими, социальными, политическими - и проступают во всех гендерных теориях, от патриархальных до радикально феминистических.
Два правила Желания 1. Непредставимо и недопустимо, чтобы женщина испытывала сексуальное желание.
2. Непредставимо и недопустимо, чтобы мужчина был объектом сексуального желания.
Так в афористичной форме американский секс-блогер и феминист Figleaf формулирует парадигму взаимосвязи гендера и сексуальности, которая проступает в традиционном отношении к сексу и в различиях к восприятию сексуальности у женщин и у мужчин. Он тут же оговаривается: "Конечно, к реальным людям это отношения не имеет. В этом и суть!" К кому же тогда относятся эти правила? К людям, - женщинам вообще и мужчинам вообще - которые существуют в культурном поле и на которых равняются (или которым себя противопоставляют) реальные люди.
На первый взгляд, правила могут показаться абсурдными. Но если присмотреться, они срабатывают во многих социальных и культурных конструкциях, особенно в сочетании с другими мифами и предубеждениями. Например, правило 1: очевидно в культе женской невинности и целомудрия; женщину, которая открыто хочет секса и наслаждается им, с большой вероятностью станут оценивать негативно, вплоть до оскорблений (в отличие от мужчины, к которому в этой ситуации отнесутся одобрительно и с пониманием). Правило 2: наиболее ярко проявляется в гомофобии. Один из аспектов гомофобии - острое неприятие того, что мужчина оказывается объектом сексуального влечения другого мужчины. Отчасти это связано с "мужским взглядом", отчасти - с патриархальными представлениями о властной динамике и соотношении активной и пассивной ролей в сексе с мужественностью и женственностью.
Пассивная женщина, активный мужчина
Хотя мне нравится смелая формулировка двух правил Желания, я предпочитаю другое описание социокультурного стереотипа: в традиционном представлении секс - это не процесс взаимного удовлетворения, а некий предмет, который хранит женщина, но который принадлежит мужчине и должен быть завоёван или, если завоевание уже состоялось, включаться по его требованию. Даже бытовая лексика отражает эту концепцию - например, словечко "давать" или выражение "беречь себя для мужа". В сочетании с двумя правилами, общим набором стереотипов о женской сексуальности, например о её обязательной связи с эмоциями, и социальными установками, получается, что женское желание возможно только в ответ на желание мужчины и полностью подлежит его контролю.
Для иллюстрации возьмём пример из динамики семейных отношений. Если жена отказывает мужу в сексе, общественное мнение, скорее всего, сочтёт её неправой и будет сочувствовать мужчине. Если же в сексе отказывает муж, то это его право, а настойчивость женщины в такой ситуации считается неприличной. Реакция общественности на измену неудовлетворённого партнёра тоже будет разной: если добрать секса на стороне решил мужчина, его измену воспримут довольно добродушно ("мужику надо, что ж поделать") и будут критиковать его жену, которая недостаточно добросовестно выполняла супружеский долг. Если же на сторону ходит неудовлетворённая жена, на неё обрушиваются порицания со всех сторон и оскорбления, из которых "нимфоманка" - самое мягкое, а "шлюха" - самое, наверное, распространённое.
Что происходит в этой ситуации? Секс - это предмет, который хранит женщина. Вступая в брак, она подтверждает, что данный конкретный мужчина является обладателем, хозяином секса. Когда мужчина заявляет о своём желании им воспользоваться, женщина обязана подчиниться - ведь она всего лишь хранительница, а не владелица. Её собственное желание - вещь в таком укладе невозможная, потому что желание женщины должно включаться в ответ на желание мужчины, а не само по себе. Если женщина испытывает желание сама по себе, с ней что-то не так. Если она не испытывает желание в ответ на желание мужа - с ней тоже что-то не так.
Поэтому в обоих случаях - и при измене неудовлетворённого мужа, и при измене неудовлетворённой жены - виноватой оказывается жена. В первом случае она не включила своё желание в ответ на желание мужа, его владельца, не допустила его к его собственности. Распространённый совет женщинам, которые оказываются менее сексуально активными, чем их мужья: "ну ты уж потерпи, ему же надо". Тем же "ему же надо" оправдывается измена.
Во втором случае женщина проявила сексуальное желание без изначального сигнала мужа - оно сработало "не вовремя". Заметим, мужчине не посоветуют "потерпеть", или "постараться", или удовлетворить женщину способами, которые не требуют от него быть возбуждённым. Потерпеть опять же посоветуют женщине! А то, что она добирает сексуальное удовлетворение на стороне, будет считаться нарушением прав мужа на единоличный "доступ к телу", фактически разбазариванием его имущества.
Те же механизмы можно проследить в любых стереотипных представлениях о том, как должны вести себя мужчина и женщина в вопросах, связанных с сексом, будь то ухаживание, брак или просто секс как таковой. Таким образом, женщина в сексуальном взаимодействии оказывается не равным партнёром, а пассивной хранительницей "собственности" мужчины, а иногда - защитницей, преградой на пути к желанному "объекту". Мужчина же выступает либо хозяином в своём праве, либо героическим завоевателем.
Патриархальное неравенство Я не ставлю сейчас задачу проанализировать, каким образом сформировалось описанное выше представление о гендерных различиях в сексуальности у мужчин и женщин, и как образовывалась его связь с патриархатом. Но вполне очевидно, что неравенство сексуальное является частью более широкого гендерного неравенства, и они взаимно подкрепляют друг друга.
Хотя в современном обществе и объявлено равенство полов, но глубоко усвоенные социокультурные механизмы всё ещё работают. Взять, например, упоминавшийся выше культ невинности: хотя сейчас он мало где доходит до "умри, не давай поцелуя без любви", потеря девственности остаётся важным символом перемены статуса. (Свою роль в этом играет представление о сексе как исключительно проникновении пениса в вагину - тема для отдельного разговора.) Кто-то решает "беречь себя", кто-то, наоборот, спешит от неё избавиться - принципиально то, что невинность остаётся значимым символом женской сексуальности, с которым связаны не только некоторые социокультурные институты, но и экономические: взять хотя бы индустрию восстановления девственности. У зрелой женщины он превращается в культ целомудрия: она должна быть с Единственным, а если его нет, секс становится запретным/не одобряется.
Мужчин же, напротив, патриархальные стереотипы подталкивают к тому, чтобы доказывать свою мужественность сексуальными победами. Мужественность измеряется количеством завоёванных женщин (говорящий эпитет, не правда ли?) и количеством половых актов, даже супружеская верность порой становится признаком немужественности. Помимо того, что это способствует сексуальной объективации женщин, связь мужественности с количеством "зарубок на прикладе" сильнейшим образом давит на мужчин, заставляя их самих основывать свою самооценку на потенции. Причём роль играют не качественные показатели, а количественные: сколько женщин, сколько раз, сколько времени... Неудивительно, что так богатеет и развивается индустрия средств стимуляции мужской потенции.
Свою роль гендерное неравенство играет и в ритуалах флирта и ухаживания. В традиционном флирте женщина занимает пассивную позицию, одновременно демонстрируя наличие у неё желаемого объекта (секса), украшая себя одеждой и макияжем. Мужчина выбирает женщину и "завоёвывает" её социально допустимыми методами (а иногда и недопустимыми: насилие на свидании составляет значительную часть культуры изнасилования). В чистейшем виде этот механизм представлен в культуре пикапа: "В 1917 году наши прадеды взяли штурмом Зимний Дворец. Спустя примерно 80 лет, их внуки решили стать профессиональными революционерами по части штурма красивых девушек". Женщина в ритуале ухаживания предстаёт одновременно и желанным объектом, и врагом - ведь она "стоит на страже" сокровища, за которым пришёл завоеватель. О равенстве, взаимодействии и обмене удовольствием в такой концепции речи не идёт.
Если крепость не сдаётся добром...
Распределение ролей мужчины-завоевателя и женщины-хранительницы играет принципиальную роль в формировании культуры изнасилования. Сочетание мифа о количественных показателях мужественности, описанным выше, с мифом о мужской слабости формирует концепцию взаимодействия полов, в которой изнасилование или по крайней мере принуждение к сексу выглядит вполне естественным компонентом.
Если пройтись по аргументации формата "сама виновата" и "такова уж мужская природа", в ней отчётливо проступает та же схема завоевателя и хранительницы. Женщина выступает хранительницей желанного объекта - секса. Её внешний вид и поведение могут свидетельствовать о том, что объект у неё есть (отсюда обвинения "юбку короткую надела, глазом повела, значит сама хотела"). Мужчина, видя этот объект, не может устоять и не завладеть им.
Это очень важный элемент! Какие бы объяснения не подбирались, - "животная природа самца", "женская красота с ума сводит" и тому подобное - ключевым в них является оправдание потери мужчины контроля над собой. Преграду на его пути должна поставить женщина, и если она делала это плохо - не сопротивлялась, сопротивлялась недостаточно, оказалась в неподходящем месте - виновата она. С другой стороны, во многих случаях женщина обязана сдаться: "завела мужика, а не даёт", "раз подарки принимала, нечего ломаться", и вездесущее "можно и потерпеть". (А поскольку женское желание должно включаться в ответ на мужское, то появляется ещё и убеждение, что женщине должно нравиться происходящее, вплоть до классического "расслабься и получай удовольствие". Одновременно в ситуациях, когда насилует посторонний мужчина, за полученное в результате физических реакций тела удовольствие полагается порицание.)
С точки зрения завоевателя/хранительницы это вполне логично: хотя женщина хранит священный Грааль секса, принадлежит он мужчине: либо конкретному - партнёру женщины, либо любому, кто сумеет его захватить. Выстраивая преграды, женщина выполняет свою функцию защитницы святыни, но рано или поздно она должна уступить, особенно если у святыни нет "владельца" - постоянного партнёра-мужчины. Владельцу же она должна предоставлять беспрепятственный доступ.
Переводя эту систему с языка образов на обычный язык, получаем: если у женщины есть постоянный мужчина, она должна позволять ему заниматься с ней сексом, когда он того хочет, и не допускать к себе других мужчин. Если у женщины нет постоянного мужчины, она должна "беречь себя", пока его не найдёт, но в то же время сигнализировать о своей "незанятости". Когда найдётся кандидат, она должна испытать его, некоторое время препятствуя его попыткам с помощью кокетства, символического или фактического сопротивления, но в итоге ей предстоит уступить ему. Женщина, которая не сдаётся, - враг, к ней можно применять насильственные меры.
Можно объяснять эту схему поведения животными инстинктами (например, отбор сильнейшего самца для продолжения рода), архетипами, зафиксированными в мифах и сказках, и т.д. Но хотя и инстинкты, и архетипы играют роль в формировании сознания, нельзя, увлекаясь ими, забывать, что на практике распространённость этой схемы приводит к регулярному насилию над женщинами и оправданию этих действий обществом.
И другие проблемы Представление о сексе как о предмете порождает немало других социальных проблем. Конечно, в западном обществе уже нет института гарема или поясов верности, которые создавались (и создаются до сих пор в ряде стран), чтобы уберечь женщину от покушения на хранимый ею предмет, а мужчину - от соблазна покуситься на чужое. Впрочем, описанный выше культ невинности и целомудрия всё ещё жив, как и порицание "развратниц" со стороны и религиозной, и светской морали и нравственности.
Очевидную роль оно играет в сексуальной объективации женщин: от продажи чего угодно по схеме "товар плюс тётка" до ориентированной исключительно на мужчин и унизительной для женщин порнографии и до современного уродливого вида женской проституции.
Не так очевидно, но тем не менее ощутимо это представление способствует гомофобии и разнице в отношении к мужской и женской гомосексуальности. О мужской гомосексуальности уже говорилось выше. Женская гомосексуальность выглядит более допустимой, но происходит это потому, что женщины-лесбиянки как будто ничего не "отдают", занимаясь сексом друг с другом - ведь нет мужчины-завоевателя, который "взял" бы то, что они хранят. Лесбийские отношения воспринимаются как процесс ожидания мужчины, и их участницы с точки зрения гетеросексистской модели завоевателя и хранительницы являются "свободными". С другой стороны, предполагается, что появление мужчины немедленно меняет ситуацию - женщина должна играть по сценарию сопротивления и капитуляции, а если она отказывается это делать, объявляется война.
Порой тем, что всё вышеописанное настолько распространено и традиционно, оправдывают нежелание как-то менять ситуацию. "Так всегда было и всегда будет". Но на самом деле стоит отключиться от мужчин и женщин "вообще", которые обычно фигурируют в общественном сознании как некие эталоны поведения. Если обратиться к эмпирической реальности, то есть к конкретным людям, оказывается, что многие сами приходят к пониманию простого факта: секс - это не объект, за который идёт война полов. Секс - это процесс взаимодействия равных людей с целью получить удовольствие и доставить его партнёру.
Такое смещение восприятия принципиально меняет всю картину отношений полов. Кстати, для начала оно убирает из неё гетеросексистскую точку зрения: если нет жёсткого распределения привязанных к гендеру ролей, то нет необходимости в том, чтобы в сексе участвовали мужчина и женщина, так что вместо "отношений полов" появляются просто отношения. Даже в гетеросексуальной паре вместо игры по готовому сценарию завоевания-сопротивления-капитуляции строятся индивидуальные отношения между двумя людьми с уникальными характерами, особенностями и предпочтениями. Вместо военных действий они занимаются мирным взаимовыгодным сотрудничеством.
Конечно, отношения без привязки к готовым сценариям могут казаться более сложными, чем игра по веками повторяющимся правилам. Ещё сложнее игнорировать давление общества, пронизанного традиционными представлениями о том, как должны вести себя мужчины и женщины во всех сферах деятельности, в том числе и в сексе. Но в действительности свобода от следования навязанным гендерным стереотипам поведения приносит облегчение и мужчинам, и женщинам, позволяет им жить так, как хочется, а не так, как бабушки на лавочке велят. Более того, избавление от жёстких гендерных сценариев, в том числе заложенных в концепции секса как войны полов, меняет общество: устанавливается гендерное равенство, снижается уровень насилия, в целом, общество, состоящее из удовлетворённых и счастливых людей, гарантированно живёт лучше.
|
|
|
