Эротические рассказы - Десять писем. Часть II. Письмо седьмое

     Бернвиль, 19 апреля, 1959г.      Дорогая Кэт!      До сих пор меня приводит в трепет твое письмо. Неужели возможно такое извращение. Правда, из рассказов Элли я знаю об этом, но до сих пор я не принимала это близко к сердцу. Все это было где-то там, с кем-то, и как говорит Элли лишь теоретически я себе это представляла. А здесь ты! Даже не вериться, хотя очень и очень интересно!      Ничего не говоря о твоем письме, само собой разумеется, я расспрашивала Элли об этом, так, вообще. Она сказала, что да, есть девушки, которые испытывают при этом наслаждение и боль, а другие никакой боли только наслаждение. А есть и такие, которые только этим путем и достигают оргазма. Но такие девушки встречаются редко. Сама Элли в полной мере к нему ни какой особой симпатии не имеет. Вот все, что я узнала от нее.      Я тоже такой наклонности у себя не замечала. Да мне и в голову никогда не приходило, чтобы Боб или Дик или еще кто-нибудь брал меня в задницу! Стыд какой! Правда, это очень, как бы выразиться, пикантно, что ли, конечно в этом есть что-то. Какая-то острота. Но мне кажется, что я не испытывала бы наслаждение при этом. Даже не знаю. . . Но, во всяком случае, очень удивилась, узнав, что ты с Джоном делала и делаешь это. . . и при этом с "терпким наслаждением", как ты пишешь. Как это?      Милая Кэт, я прямо не знаю, что и сказать. . . Но ты пиши. И как всегда с деталями. Как ты лежала при этом. На спине, на животе или на боку. Или еще как. Пиши ничего не опуская.      Все может быть и со мной, как и кто может знать. . . Вот Дик, например, любит лизать до безумия мои голые ягодицы, засунув руки в мои трусики. Может это тоже прелюдия. К тому же что и у тебя. . . Помнишь, ты мне говорила, что Джон любил возиться с твоими ягодицами уже на второй день знакомства с тобой. Теперь я буду внимательнее присматриваться к ласкам Дика, да и у Боба, когда он приедет.      Кстати, Боб обещал скоро навестить меня, спрашивал, не передумала ли я стать его женой. Он ведет переговоры с моими родителями о свадьбе. Скорей бы уж!      Дик меня уже упрашивал. . . Понимаешь. Но конечно не так, как тебя Джон. . . Уже два раза я ему сделала пальцы мокрыми. . . Один раз стоя под деревом, а другой раз прямо у нас в коридоре, в одном его темном углу. . . И кажется было слаже чем у Элли. . .      Представь себе, Дик совсем мальчик, но если бы ты знала, какой он страстный и развитый в этом отношении! Прямо удивительно! И какой-то очень нежный! И настойчивый! Прямо до упрямства. И он очень много знает и понимает. Правда, об этом мы с ним никогда не разговариваем, а всегда возимся молча.      Первый раз, когда мы с ним стояли в моем укромном уголке в саду, он долго целовал меня и, крепко удерживая мою руку своей, водил мою руку спереди своих брюк. . . Понимаешь. Я прямо не знала, что делать. . . Я отдергивала, конечно, свою руку, но он такой настойчивый! Такой упрямый! И кажется сильней меня. В конце концов, я сделала вид, что я совсем забыла о своей руке и занялась его губами. . . Но. . . Но, как бы тебе Кэт, это рассказать. . . Не отрывая своих губ от моих, Дик взял мою руку за запястье и медленно начал водить возле своего живота. . . И вдруг!. . Я почувствовала рукой, что он у него совсем голый! Он уже успел вытащить его из своих брюк! Но руку я уже не отдернула, хотя и не делала ею никаких движений. Он сам водил мою безвольную руку вокруг своего. . .      В это время я уже была совершенно мокрая там и почти не отталкивала Дика, когда он, прижал меня спиной к дереву и понемногу приподняв мне платье, принялся делать движения такие, как при совокуплении. Понимаешь. Я стояла, раздвинув ноги и даже слегка выдвинув свой живот. Конечно, через свои тонкие трусики, я очень хорошо чувствовала его член. Было очень хорошо, но я не кончила. А он, да. . . Мне на ногу. А уже после этого я дала ему залезть рукой мне в трусики и почти сразу кончила ему в руку. . . Не знаю, но может быть у меня с ним произойдет что-нибудь большее. . .      Об этом я еще напишу тебе. Элли знает о наших с Диком приятельских отношениях, (но конечно, ничего о половых) и одобряет их.      Вот пока все. Пиши и ты все.      Посылаю тебе записки того же Анри Ландаля, которые я уже почти все не отрываясь прочитала и переписала для тебя. Потрясающе интересно! Напиши свои впечатления!      Твоя Мэг.      ПЕСНЯ СКЕЛЕТА.      (Записки Анри Ландаля).      Злой рок? Роковая судьба? Моя ошибка? Случайность?. . . Не знаю. Надо разобраться. Запишу и продумаю все по порядку.      Итак, в чем же суть?      Песня скелета!      Да, где-то в ней заключена вся трагедия! Но все по порядку. . .      Итак, после драмы в таинственном особняке в Марселе прошло уже больше месяца. И почти две недели, как я в Токио, куда вели и влекли меня нити моего дела. Время это, как будто не прошло даром и мне удалось кое-что нащупать. Да, безусловно, нити вели в эту "контору". Если бы розыски пришлось начинать сызнова, я все равно не миновал этой подозрительной, и не менее таинственной, чем особняк в Марселе, "конторы". На одной из тихих улиц Токио, неподалеку от центра, стоит на вид ничем не привлекательный, четырехэтажный дом европейского типа постройки. Надписи на японском и английском языках гласят, что здесь помещается "Контора по вербовке рабочих в страны Южной Америки". Иногда около дома и в самом доме царит необыкновенное оживление - подъезжают автомобили, рикши, толпятся группы мужчин и женщин, многочисленные носильщики и курьеры снуют взад и вперед. Иногда же дом как бы вымирает и по целым неделям, как утверждают, никто не тревожит солидного, огромного роста швейцара - японца с вежливой улыбкой объясняющего, что "контора" временно не работает.      - Тяжелые времена, - вздыхает он, - никто не хочет ехать за океан.      Владельца "конторы" никто и никогда не видел. Среди же населения проскальзывали не совсем приятные слухи. Говорили, что немало людей исчезало в этом доме, так никуда и не приехав после вербовки. Многие политические руководители, лидеры прогрессивных направлений и течений приглашались в "контору", а затем бесследно исчезали. Особенно настойчивым в их розысках показывали договоры, скрепленные их подписями, с указанием даже названия какой-либо Южно-Американской страны, но и только. Люди же исчезали бесследно. Полиция пыталась было сунуть туда нос, но кроме нескольких служащих, в прошлом уголовников и бандитов, ничего подозрительного не нашла. А потом чья-то влиятельная рука отбила всякую охоту полиции за этим домом и последняя, казалось, утратила всякий интерес к нему. Но кое-кто все-таки интересовался этой "конторой". И первым среди них, по-видимому, был я. Но действовал я как будто весьма осторожно. Путем всевозможных ухищрений мне удалось установить контакт с одним из служащих "регистратуры" этой "конторы".      И вот 13 апреля. . . 13-го?. . . Безусловно совпадение! И ничего больше!      В тот вечер, 13 апреля, должна была состоятся моя встреча с этим служащим таинственной "конторы" в одном из предложенных им кафе. Последнее, на мой взгляд, ничем не отличалось от десятков подобных заведений, привлекавших посетителей небольшим оркестром, дивертисментом, набором пошлых эстрадных номеров и обязательно стриптизом.      Вдвоем со своей спутницей мы заняли расположенный недалеко от эстрады столик, полускрытый деревянными панно с вырезанными на нем драконами и удобно свисавшей портьерой.      Не без удовольствия подметил я восхищенные взгляды мужчин, с интересом рассматривавших мою спутницу при нашем проходе через зал и пытавшихся бросить на нее довольно откровенные и оценивающие взгляды и тогда, когда мы уселись за столик      На ней было ярко-красное платье с глубоким вырезом на груди. Платье едва-едва прикрывало соски ее маленьких, но упругих, изящных грудок. Черную меховую накидку она небрежно набросила на спинку соседнего стула.      К нам подбежал маленький юркий японец в белоснежном полотняном костюме и с угодливой улыбкой стал выжидать. Посоветовавшись со мной моя спутница заказала коктейль и фрукты. Услыхав от моей "европеянки" чистейшую японскую речь, японец склонился чуть ли не до земли и мгновенно исчез.      Кажется, в эту минуту я заметил легкое колебание портьеры, отделявшей наш столик от центральной части зала. Мне даже показалось, что кто-то подошел к ней с той стороны. Особого внимания, однако, я на это не обратил. Моя ошибка? Может быть. . .      Между мной и моей спутницей. . . Даже здесь, в своих абсолютно секретных записках я не буду называть ее имени. Все может быть! Да и вообще записки. . . Нет! Без них мне не обойтись! Так, между нами вновь завязался оживленный разговор, изредка прерываемый приходом официанта-японца. Она вновь выразила сомнение в приходе "его" на свидание со мной. Я успокоил ее, сказав, что помимо уже известных ей компроментирующих "его" материалов я успел добыть еще новые, касающиеся уголовных дел "этого типа". Высказав опасения о возможности какой-либо западни под видом свидания, она спросила имя "этого типа". Я сказал, но тот час вспомнил свое недавнее сомнение, и новь твердо спросил ее, знает ли она "его". И вновь она стала отрицать. И я верил и не верил ей. И от своего же бессилия разгадать ее, зверел. Когда она сказала, что нашу связь можно если не разорвать, то "разрезать", я не выдержал и, совсем не помня себя и не понимая ее слов, залепил ей пощечину и обругал ее. А через пол минуты я был, как обычно, вознагражден страстным поцелуем. В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинку коктейль, принялись наблюдать за сценой.      В этом месте Хаяси прервал чтение письма и взглянул на машинистку.      - Амина, подайте мне папку "Серия Е", "24-В".      Через минуту секретарь вернулась из соседней комнаты и передала шефу синюю папку с указанным грифом.      - В этом седьмом письме произведите некоторую замену.      - Слушаю.      Запись этой беседы в письме замените записью этой же беседы Мацурами. Она, вне всякого сомнения, и полнее и точнее, подлинник оставим, разумеется без изменения, а копия мне нужна поточнее и пояснее.      - Слушаю.      - Сейчас я вам их передам. . . Вот только еще раз просмотрю сам.      Хаяси открыл нужную папку, нашел нужную страницу из донесения агента и принялся читать.      Записки Мацурами.      Ришар Что-то тихо говорит Вамп. Вамп передает заказ Химота. Он уходит.      В. - Ты думаешь, что он придет?      Р. - Безусловно! Ну, кто же откажется от такой кучи денег?      В. - А если это ловушка и там заплатят больше?      Р. - Не волнуйся дорогая. У меня есть еще один козырь.      В. - Какой?      Р. - Небольшое ограбление и парочка-другая убийств, произведенных этим типом. Его ищет вся полиция Японии.      В. - У тебя есть данные?      Р. - Самые полные и со всеми подробностями. За эти бумажки он будет наш со всеми своими потрохами (хлопает себя по карману). - Ну, а если я почувствую ловушку. . . (он сжал пальцы в кулаки)      В. - Успокойся, милый. Я думаю, что все будет хорошо. А как тебе удалось добыть эти сведения? Это было очень трудно?      Р. - Да,. . пришлось поработать. Ну, и помогли. Не даром же наши люди киснут в этой дыре десятки лет!      В. - Однако, ваша контора на высоте. . . А как зовут этого типа?      Р. - Касамура. Но я имею сведения, что его зовут. . . Хаяси ( Р. наклоняется к лицу В. ) - Ты его знаешь?(В. молчит и наклоняет голову) - Ну?(Р. хватает ее за плечи)      В. - Ты мне делаешь больно.      Р. - Ладно, потом поговорим. . . (Он отпустил ее, а потом вдруг ударил кулаком по столу) - Ты мне ответишь на мой вопрос или нет? Дрянь! Учти, тебе прийдется с ним разговаривать и если ты что-нибудь схитришь. . . Это тебе не Марсель!      В. - Я не знаю того, о ком ты говоришь. . . А если ты мне не доверяешь, то зачем втянул в это дело? Зачем ты меня таскаешь с собой? И разве я плохо на тебя работаю? Ты обращаешься со мной как с проституткой, а утверждаешь, что любишь меня. Ты холодное и расчетливое животное, а я из-за тебя между двух огней. Немцы мне не простят измены, а ты заставляешь меня идти навстречу всяким опасностям. А теперь японцы. . . Только их мне не хватало. Ты взвалил на меня непосильную ношу.      Р. - Ничего. Вы женщины, выносливые. . . кобылы.      В. - Послушай. . .      Р. - Ладно, не будем ссориться. Ведь мы нужны друг другу и черт связал нас крепкой веревочкой. Ее трудно разорвать. . .      В. - Зато ее можно разрезать. . . (Р. вновь ударил кулаком по столу).      Р. - Ты знаешь, что в любую минуту можешь умереть?      В. - Ну и что? Я этого боюсь меньше всего. Этим меня не запугаешь! Ты уже пытался раз это сделать. (Она смеется ему в лицо).      Р. - Дрянь! (Р. сильно ударил ее по лицу). - Гадина! Эти твои штучки не доведут до добра! (Он опять схватил стул и сел). - Ладно, здесь не место. Мы еще с тобой поговорим! (В. улыбнулась, пододвинулась к Р. , подставила ему другую щеку, но сразу обхватила его шею и впилась в его губы поцелуем. Через минуту Р. отталкивает ее). - Сумашедшая, нашла место! Нет, ты определенно взбесилась! (Р. Погладил ее по груди). - Ты определенно играешь с огнем! Но знай. . . (Дальше не слышно, играет музыка).      Хаяси изъял из папки эту просмотренную им только что запись и положил ее на прочитанные листки письма.      - Да, так. - сказал он. - В копии замените беседу этой записью. Она точна, а именно это мне и понадобится. Дальше. По возможности замените и сохраните стиль записок Ришара. Выкиньте букву "Р", то есть Ришар, а Вамп замените подлинным ее именем. . . Впрочем, нет! Оно известно только мне. Хот я. . . Теперь возможно. . . Нет, оставьте стиль Жерара Ришара - "она".      - Слушаю, - сказала машинистка.      - Хорошо, посмотрим дальше.      Хаяси вновь углубился в чтение записок Анри Ландаля.      Песня скелета.      . . . В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинки коктейль, принялись наблюдать за сценой.      - Смотри - воскликнула она.      Занавес маленькой эстрады раздвинулся. На сцене, декорировенной под джунгли, играл небольшой негритянский оркестр. Негры старались изо всех сил извлечь из своих инструментов самые громкие и пронзительные звуки. Они были совершенно голые, не считая колец браслетов, разных побрякушек на руках, ногах и узкой, свободно свисавшей повязки на бедрах, которая при малейшем движении действительно открывала их огромные половые члены. Публика восторженно захлопала, засвистала. Послышался женский свист и визг. Оркестранты все убыстряли темп и вот на эстраду вырвались три молоденькие негритянки, потом девочки, совершенно голые, и закружились в бешенном танце. Публика неистовала. От свиста, криков, хлопков, казалось, обрушится потолок. А гибкие фигурки танцовщиц мелькали на сцене, выбивая босыми ногами бешенную чечетку. И вдруг оркестр смолк. Свет потух и только два мощных прожектора образовали на сцене сверкающий круг. Негритянок уже не было. Мысли моей спутницы, между тем, приняли весьма чувствительный оттенок и она, вплотную подвинувшись ко мне и незаметно поглаживая под столом мой половой орган, принялась рассказывать о связях своих подруг и знакомых из общества с неграми и даже высказывала совершенно откровенно свое желание удовлетворить похоть с одним из них, да еще в моем присутствии! Кое-что в ее болтовне было интересно и волнующе, но ее мысль о любви втроем, да еще с негром, мне совершенно не импонировала. Она была возбуждена, нервно мяла под столом мой полунапряженный член и готова была отдаться мне тут же и в любой позе. Однако к этому я не был расположен. . .      Хаяси вновь прервал чтение письма, порылся в папке с донесениями агента Мацурами и, вынув несколько листков, принялся их просматривать.      Записки Мацурами.      В. - Знаешь у них половые органы очень велики. . .      Р. - Откуда ты знаешь?      В. - Моя подруга рассказывала. . . Да вот сам погляди! Второй справа. Видишь? Какой изогнутый, длинный. . . А когда встанет. . . А? Представляешь? Этих негров можно иметь за деньги. После окончания ревю женщины берут их нарасхват. А вот, попозже, ночью, когда здесь останется изысканная публика будут специально продавать билеты на их коронный номер.      Р. - Что за номер?      В. - О, это потрясающе! Они будут исполнять танец живота. Шесть мужчин и три женщины. А потом они совокупляются прямо на сцене. Но так как женщин вдвое меньше чем мужчин, то негры дерутся за обладание ими и дерутся самым настоящим образом, до крови, до увечий, до полной потери возможности сопротивляться победителям. О, ты бы видел!. . .      Р. - Интересно. . .      В. - Подружка рассказывала, что она под негром два, а то и три раза кончила. . . А с мужем никогда не было больше одного раза. . .      Р. - Не понимаю. . .      В. - Погоди! А Мэри. . . Помнишь, та что я тебя с ней знакомила позавчера?      Р. - Маленькая, Элегантная такая?      В. - Да, да! Так вот, она с мужем взяли после ревю к себе негра.      Р. - С мужем?      В. - Ну, да. Так вот, она кончила под негром три раза, а потом еще под мужем один раз.      Р. - А муж?      В. - Он стоял и смотрел на них.      Р. - Гм. . .      В. - Говорят, что это очень возбуждает.      Р. - Кого?      В. - И женщину и мужчину. Мэри, например, говорит об особенной двойной сладости при совокуплении с одним под взглядом другого. И ее муж был очень возбужден и тут же при негре взял ее. . .      Р. - Да. . .      В. - Знаешь, что? Давай после свидания с "ним" возьмем того, что сидит вторым справа. . . А? Я побуду с ним, а ты посмотришь. . . А потом. . . ты меня. . . А почему у тебя не стоит?. .      Р. - Я думаю о другом.      - В этом месте тоже сделайте заметку, - сказал Хаяси, передавая машинистке просмотренные листки донесения агента Мацурами.      - У него точность магнитофонная! Да и ловкость обезьяны!      Хаяси снова взялся за записки Анри Ландаля по письму Мэг.      Песня скелета.      . . . Однако к этому я не был расположен. Меня занимала мысль о значительном запоздании "его". Кроме того, я заметил новое легкое покачивание портьеры, как будто кто-то стоял за ней и пошевелился. Я решил понаблюдать за портьерой. . . Но здесь мое внимание привлекла сцена. И даже моя спутница заинтересовалась необычностью постановки, оставила меня в покое и, не отрываясь смотрела на сцену. Музыка играла что-то тянущее и очень волнующее. И вдруг на сцене в центре круга, образованного прожекторами, возникла фигура, фигура необыкновенно худой, черной и совершенно обнаженной женщины. Ее тело было разрисовано под кости скелета и производило жуткое впечатление. Казалось, скелет, стоит на сцене, подрагивая в такт музыке. Внезапно фигура заговорила. Ее низкий и хрипловатый речитатив, усиленный микрофоном, проникал в мозг так, что захватывало дыхание и какими-то спазмами сжимали горло. . . В зале была мертвая тишина и только голос: невероятный, проникающий в каждую клетку, наполнял все вокруг. Она пела, если это можно назвать песней, о Хиросиме:      Сожженый ветер.      По всей вселенной. . .      Мгновнья смерти. . .      От слов и исполнения веяло ужасом. Прожектора померкли, и тело артистки засветилось мертвенными отблесками. Одинокий женский крик слегка заглушил начало новых строк:      Остудит душу!      Молитесь, люди. . .      Женщина извивалась в такт музыке и словам. . . и вдруг рухнула на пол безжизненной грудой костей. . . Вот и все, что я помню. В этот момент я чувствовал какое-то смутное беспокойство, щемящую сердце тревогу. . . Как в тумане всплывает у меня в памяти тот момент, когда кости скелета рушились. . . Да, именно тогда своим боковым зрением я, как будто, заметил плавное движение портьеры и какую-то тень. . . А может быть мне все это почудилось? Однако я сделал в тот миг какое-то сильное, инстинктивное движение в сторону и тотчас ощутил невиданный, режущий толчок в спину, странный такой толчок. . . И будто еще сверкнул яркий луч и тот час погас. Наступила ночь. . . Да, ничего больше моя память не сохранила.      Хаяси слегка постукивая пальцами по этим, прочитанным до конца запискам Анри Ландаля, что-то обдумывал.      - Амина, не припомните ли вы, в какой серии находится перехваченное нами донесение Августа Крюге? Кличка, помнится, "Желтый".      - Серия "А".      - Найдите, пожалуйста.      Спустя пару минут Хаяси, перелистав несколько страниц в принесенных Аминой донесениях "Желтого" и найдя нужное место, принялся тщательно его просматривать.      Донесения Крюге/Желтого.      . . . 13 апреля . . .      . . . Моя парочка прекратила болтовню и уставилась на сцену.      Японец за портьерой продолжает следить за моей парой и что-то записывает.      Феерия со скелетом на сцене, видимо, идет к концу. Очень плохо видно. Подойду к своему объекту поближе. В зале стало почти темно. Я остановился у намеченной мной колонны, как раз позади японца, почти сливавшегося с тенью портьеры. На секунду моим вниманием овладела сцена падения скелета на эстраде, но вспыхнул свет, зал взорвался от крика, топота ног, свиста, падения чего-то. . . Японец, стоявший за портьерой, исчез. В тот момент, когда вспыхнул свет, я заметил в четырех-пяти шагах справа от моей пары - француза и француженки - юркую фигуру худенького, низенького японца. Фигура потянулась к колоннам и тот час же исчезла за ними. Почувствовав что-то неладное, я сделал быстро два шага вправо, что бы видеть свою пару, скрытую от меня портьерой и сразу не понял что произошло. . . Но кто? Тот ли, кто подслушивал или тот маленький, юркий?. . . Мне кажется, что последний, но. . . За портьерой бледная француженка тормошила своего спутника:      - Анри! Анри! Что с тобой?. .      Француз же сидел, низко опустив голову на грудь. Его руки безжизненно свисали вдоль туловища. Вдруг, женщина заметила, наконец, костяную рукоятку ножа, торчавшую чуть выше стула в согнутой спине француза. Она широко открыла глаза, чуть дотронулась до рукоятки ножа и рывком вскочила с места. . .      - Ах, так!. . - ее глаза метнули молнии, и в руке блеснул револьвер.      Из-за колонны к ней подходил худощавый, коренастый японец. К счастью, он, кажется, не обратил внимания на меня. С безразличным видом я глядел на сцену, хотя, занавес уже давно опустился над ней. . .      - Ловко! За что же вы его так, мадмуазель? Японец тихо и зловеще засмеялся. Француженка моментально обернулась к нему, сжав в руке револьвер.      - Спокойно, милая! Японец насмешливо улыбнулся, показывая свои лошадиные зубы.      - Сначала нож, потом пистолет. Не много ли будет? Тебя казнят из-за одного этого! Японец кивнул на убитого.      - Хаяси!! - с ужасом воскликнула француженка. При этом имени я вперил свой взгляд в лицо японца, стараясь запечатлеть его в своей памяти.      - Ты ошибаешья, крошка! - глаза японца стали узкими щелками. - Меня зовут Касамура! Запомни это!      - Секс-Вамп, теперь ты не откупишься! Все моя красавица, мадмуазель. Твоя прекрасная песня любви больше не будет услаждать слух французских шпионов! И я здесь, как видишь, ни при чем. . . - он гадко улыбнулся, - А ты. . .      - Вот смотри! - закончил Хаяси.      Он кивнул на группу полицейских в штатском, торопливо пробиравшихся к ним. Один из них, по-видимому, врач, держал в руке чемоданчик. Француженка быстро повернулась к Хаяси.      - Я погибну, но и ты умрешь, желтый дьявол!      Она направила пистолет в грудь японца, но сильный и ловкий удар по руке вышиб у нее оружие, со звоном полетевшее на пол. Рядом с ней стоял кельнер, зажимая в руке бутылку. Француженка, видимо, поняла, что все кончено. Она как-то ослабела, упала на стул и тут же на ее руках защелкнулись наручники. Врач, хлопотавший возле убитого, поднял голову:      - Он еще жив, дайте шприц!      Его помощник быстро и точно выполнил его приказ, но. . . Очень любопытно! Хаяси, склонившись к врачу, одновременно как-то неловко толкнул его помощника в локоть так, что шприц с ампулой чуть было не вылетел у него из рук.      - Бесполезно! Наповал! - вполголоса сказал Хаяси врачу, безнадежно махнув рукой.      - Отойдите! Прошу вас! - резко перебил его врач, искусно и привычно делая укол в то время, как его помошник мягко, но твердо отстранил Хаяси в сторону.      "Кажется, все ясно, - подумал я, - не забыть бы эту сцену. "      - Жив! Кто-то сказал жив! - слабым голосом воскликнула француженка, ее глаза засветились и она дернулась, порываясь втать.      Рука полицейкого улержала ее.      - Жив! Ага! - она оживилась снова. - Ну так мы еще поборемся! И еще неизвестно кто кого!      Резким движением она поднялась со стула, несмотря на удерживающую руку полицейского, и с такой ненавистью посмотрела на Хаяси-Касамуру, что тот, почувствовав ее взгляд, обернулся, и глаза их встретились. Француженка издевательски улыбнулась ему, скорчила рожу, подняла связанные руки и показала ему "нос", затем язык, но. . . ее нервы не выдержали и она засмеялась, все громче и громче, пока ее смех не перешел в истерический хохот. Вслед за тем она потеряла сознание.      - Бедняжка сошла с ума, - соболезнующе казал кто-то.      Злобно-торжествующий взгляд Хаяси сменился каким-то недовольным, досадливым, когда он вновь посмотрел на тяжело раненного француза. Вскоре он исчез в тени колон. Публика с любопытством наблюдала, как выносили тяжелое, бесчувственное тело француза, как приводили в чувство женщину, оживленно обменивались мнениями. Тут и там слышались возгласы и восклицания.      - Вот это нализались!      - Да нет! Им стало плохо от последнего номера.      - Ну, да, ей то может быть, а он чего?      - Сеньоры, она его приделала! - воскликнул восторженно какой-то юнец. Я сам видел нож в спине этого типа!      - Наверное, сутенер, - презрительно бросил кто-то.      К восторженному юнцу подошел высокий, солидный мужчина боксерского типа с глубоким шрамом через всю щеку.      - Вы видели нож? - спросил он юнца.      - Да!. . - юнец хотел еще что-то сказать, но тяжелая рука легла ему на плечо.      - А вы видели кто? - стальные глаза в упор смотрели на молодого человека.      - Она. . .      - А может не она?      Рука человека со шрамом впилась в плечо собеседника. Я тот час заинтересовался этой сценой, так как человека со шрамом я уже знал. Следя за ним, можно было надеяться выяснить что ни будь новое.      - Ну! - коротко бросил он.      - Я не знаю. . . юнец тщетно пытался высвободить свое плечо. - А кто вы такой, - перешел он в наступление, - И по какому праву. . .      - Я агент политической полиции. Человек отвернул лацкан своего пиджака, и я знал, что юнец увидел на обратной стороне знак: голубое море и солнце с золотистыми лучами на ярко-красном фоне.      - Позвольте. . . - хмель, видимо, начал выходить из головы юнца. Я-то причем и какое отношение вы. . .      - Как вас зовут?      - Боб Джерми.      - Американец?      - Да, но какое. . .      Пользуясь снующей взад и вперед толпой, я кружил незаметно вокруг беседовавших, стараясь не проронить ни одного слова.      - Слушай, сынок, - снова перебил его человек со шрамом, - я тоже американец и делаю здесь большое дело для Америки. Ты можешь помочь нам здорово. Идем со мной, я тебе все объясню.      - Но как я смогу помочь, сэр? - колебался юноша.      - Пойдем и все узнаешь. Мне не хочется прибегать к официальным мерам задержания.      Агент вынул бумажник, вынул из него крупную купюру и бросил ее на стол.      - Здесь будет половина на чай этому болвану, - кивнул головой в сторону пробегавшего кельнера. - Идем Боб! Ты, кажется, отличный парень!      С некоторой нерешительностью Боб пошел за агентом.      Публика в зале успокоилась, все занимали места, неторопливо ожидая следующего номера. Следить за человеком со шрамом, завладевшим Бобом, не имело смысла. Следить за ним на открытой улице, хотя бы и ночью, а тем более в каком-нибудь частном помещении, куда он вел юношу, было сопряжено только с опасностью немедленного разоблачения и без всякой надежды на успех. Я опустился на стул и машинально следил за довольно упитанным японцем - кельнером, обслуживавшим Боба Джерми. Не найдя его за столом кельнер небрежно сунул в карман оставленную купюру и направился, по-видимому на кухню. Однако, по пути туда, он бросил вокруг себя испытующий взгляд и юркнул в туалетную комнату. Внезапно, еще совсем не осознанная мысль заставила меня сорваться с места и устремиться в туалетную комнату, дверь в которую я тот час открыл рывком. К первому мгновению я успел уже приготовиться и моментально зафиксировал фигуру кельнера, стоявшего у правой стены, на которой в изящно инкрустированном бра горела лампа. Японец стоял спиной к двери и внимательно разглядывал один из углов ассигнации. Почти одновременно со звуком открываемой мной двери, рука японца, смяв бумажку, опустилась в карман и он, приняв безразличный вид, выскользнул из туалетной комнаты, низко склонив голову. Кельнер успел пробыть там три, может быть четыре, но ни в коем случае не пять секунд! Таким образом, мне удалось открыть одного из агентов человека со шрамом. Выйдя из туалетной комнаты, я уселся за столик и долго, но тщетно искал глазами кельнера. Он исчез.      Отметив это место в донесении, Хаяси передал его секретарше.      - Амина, сделаем несколько иначе. Мне нужны две копии этих писем, одну точную копию всех десяти и другую - со всеми добавлениями и дополнениями.      - Хорощо.      - Вот этот кусок из донесения этого "желтого немца". . . Какая ирония! Желтый ариец!. . . - Впечатайте этот кусок во вторую, дополненную копию. Вот здесь. После заметок Ришара.      - Хорошо. Ясно. Можно взять? - секретарь кивнула на стопку листков с пометкой "7".      - Нет, здесь еще есть продолжение рассказа француженки. Сейчас просмотрю.      Хаяси зажег сигарету, затянулся и придвинул к себе непросмотренную часть листков с пометкой "7".      Милая Кэт!      Вместе с этими записками Анри Ландаля посылаю тебе еще и продолжение рассказа Элли.      Теперь будет что читать тебе, так же как и мне, было что писать.      Ну, а обо всем прочем напишу тебе в следующем письме.      Сейчас запечатаю письмо, отдам Дику и пойду провожать его через сад. Там в нашем укромном уголке мы немного задержимся. . . Вчера я его не видела, ну, и. . . ты же понимаешь. . . Я как-то физически хочу чувствовать его горячие пальцы у себя в трусиках. . . И хочется потрогать у него. А сначала, я немного его подразню! Ох, милая Кэт! У меня там уже мокро. . .      Потом, в следующем письме больше об этом.      Твоя Мэг.      Удар кинжала.      (Продолжение рассказа Элли).      Как сквозь сон помню какие-то длинные переходы, повороты, лестницы. И, наконец, темное, сырое подземелье. Проскрипела тяжелая, железная, на ржавых петлях дверь и я очутилась в мрачной камере без окон, освещенной тусклой, запыленной лампочкой, подвешенной к потолку и забранной решеткой. Кроме голого, деревянного топчана в камере не было ничего. "Вот и конец" - подумала я. - "И все. . . и все. . . и все. . . " - эти слова стучали у меня в голове как молоток. Что же мне делать: лечь на топчан и наивно ждать конца. Было ясно, что Хаяси живой меня не выпустит и всеми силами попытается узнать содержание записки. Сказать?. . . Нет! Это значит предать отца, Рэда, себя. Что с Рэдом? Хаяси постарается отомстить ему. Убьет? Нет, пожалуй, побоится. Что же делать? Мысли, одна беспорядочней другой, метались у меня в голове. Противная дрожь била меня. "Надо успокоиться и взять себя в руки. Рэд умный. Он что-нибудь придумает. " При мысли о Рэде мне стало легче. "Ничего, как-нибудь о